| Главная » Статьи » К истории » Средневековый театр |
Бернард Клервосский. Апология к Гвиллельму, аббату монастыря св. Теодорика
| Бернард Клервосский. Апология к Гвиллельму, аббату монастыря св. Теодорика //История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: в 5 т. Т.1. М.,1962. С. 281-282. Гл. 12. Умолчу об ораториях, огромной вышине их, непомерной длине их, чрезвычайной ширине их, о блистательных стенах, занимательных сценах. Это все, отвлекая зрение, ослабляет рвение молящихся и напоминает мне ветхозаветный обряд иудеев. Впрочем пусть! Лишь бы совершалось сие во славу божию. Но вот о чем спрошу я, монах у монахов, о чем некогда язычник допытывался у язычников: «Вы мне скажите, яфецы,— вопрошал он,— для святыни что значит злато?»*. А я говорю: «Вы мне скажите, бедняки,— ведь нужен мне не размер, а пример, скажите,— говорю я,— бедняки, если только вы действительно бедняки, для святыни что значит злато?» Да и одно — у белоризцев, другое — у черноризцев. Ведаем мы, что епископы, пекущиеся и об умных, и о неразумных, вызывают благоговение в плотском человеке посредством красы телесной, коль скоро не могут достичь того посредством красы небесной. Но мы, ушедшие от людей, ради Христа покинувшие все в мире манящее и все блестящее, для ока светлое, для слуха милое, все ароматное, сладко-приятное, на ощупь нежное,— все наслаждения плоти отринули мы, как грязь, чтобы достигнуть Христа. Ведь в ком, скажите, стремимся мы вызвать благоговение? Какого плода от этого ждем? От глупцов ли удивления, или от простых приношения? Или, быть может, смешавшись с язычниками, научились мы делам их и продолжаем служить божествам их? Прямо скажу: ужели все это от служения идолам, то есть от жадности, и мы не плодов ищем, а даров? Если ты спросишь: как? Отвечу: поистине удивительно! С каким-то особым искусством расходуют деньги, чтобы они множились, раздают их, чтобы они прибывали, и траты рождают обилие. Один лишь вид расточительной, но разительной роскоши зовет людей к приношениям больше, чем к молитве. Так богатством добывают богатство, так деньги влекут к себе деньги, ибо, не знаю почему, но охотнее жертвуют туда, где видят больше сокровищ. Когда реликвии закрыты золотом, очи наслаждаются, а кубышки отверзаются. Изображают святого или святую как можно краше, и считают их святыми тем более, чем более положено красок. Люди приходят лобызать, а им предлагают давать. И больше удивляются красоте, чем поклоняются чистоте. И к тому же помещают в церкви не венцы, убранные драгоценными каменьями, а целые колеса, усеянные лампадами, но не менее лампад сверкающие вделанными в них камнями. Вместо паникадил высятся пред глазами нашими какие-то деревья, созданные дивным искусством художника из тяжелой меди, блистающие поставленными на них лампадами не меньше, чем драгоценностями своими. Чего, по-твоему, добиваются всем этим? Сокрушения ли при покаянии или удивления при созерцании? О суета сует, столь же суетная, сколь безумная! Сияет стенами церковь, а на бедных нет у нее. Камни свои одевает в золото, а сынов своих оставляет нагими. Обирая неимущих, служат взорам богатых. Найдут там потеху любопытные, но не найдут утеху несчастные. А лики святых, ужели почтим мы, когда ими покрыт пол, стопами попираемый? Нередко плевок попадает на уста ангела, нередко пята проходящего топчет лицо святого. Коли не думают о тех священных изображениях, почему хоть красок не щадят? Зачем украшают то, чему так скоро суждено погибнуть? Зачем расписывать то, что неизбежно затопчут? Какая цена красивому образу там, где его постоянно покрывает пыль? Что, наконец, до этого беднякам, монахам, людям духовным? Разве только, в противовес помянутому уже стиху поэта, привести здесь стих пророка: «Господи, возлюбил я красоту дома твоего и славу обители твоей». Согласен, будем даже это терпеть в церкви, ибо, хоть и есть тут вред для алчных и жадных, но нет его для простодушных и набожных. Но для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле — много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы — голова четвероногого. Здесь зверь — спереди конь, а сзади — половина козы, там — рогатое животное являет с тыла вид коня. Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о законе божьем, поучаясь. О господи! — если они не стыдятся своей глупости, то ужели о расходах не сокрушатся? V. М о г t о t е t P. Dcschamps. Recueil de textes relatifs a histoire de Г architecture... au Moyen age, v. II, 1929, p. 43. Пер. В. Зубова** | |
| Просмотров: 1176 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
